Андрей Котов: «Я очень страстно ищу людей, которые поняли то, чего не понял я»

В рамках гастрольных показов мюзикла TODD наша корреспондентка пообщалась с Андреем Котовым (ex— Агата Кристи) об опыте работы в театральных постановках, сложностях и открытиях прошедшего года, а также о личных проектах.

RockWeek — далее «RW»
Андрей Котов — далее «АК»

RockWeek: Каково это – быть внутри спектакля? Отличается ли как-то по ощущениям от прогона?

Андрей Котов: Понятно, что прогон и выступление в идеале должны быть идентичны. Естественно, так не получается никогда. Потому что все живые люди, коллектив очень большой. Есть нюансы. Некоторый элемент экстрима, адреналина дает о себе знать уже во время спектакля. Иногда получаются довольно интересные вещи, когда появляется какое-нибудь вдохновение.  Допустим, я играю что-нибудь и вдруг вижу, что у солиста поперло. Вот я смотрю ему в глаза и ему верить начинаю. Он достаёт бритву, и я понимаю, что он сейчас персонажа зарежет. Я черпаю оттуда вдохновение и начинаю как-нибудь по-особенному играть. Другие музыканты подхватывают это, и у нас начинается… химия. После спектакля мы выходим и друг другу жмём руки и говорим: «Ты меня как-то подначил так, что меня аж до мурашек проперло». «Так и меня поперло!». И, получается, это круговая штука, равно, как и другие вещи.

Но так бывает не всегда. На прогонах нет адреналина, зато когда кто-то начинает валиться, это, как цепная реакция, влияет на остальных, хотя все хорошо знают материал. Вдохновение начинает отступать. Начинаешь терять музыкальную нить. И злиться начинаешь, потому что хочется быть в спектакле, в действии. Так и на выступлениях бывает, конечно, и прогоны нужны, чтобы это проработать: научиться не выпадать из действа и оставаться на музыкальной волне несмотря ни на что.

RW: Как проходит время перед началом показа? Может, отрабатываете какие-то знаковые, важные моменты?

АК: В основном в мюзикле участвуют люди профессиональные. А в профессиональной среде не принято отрабатывать при других. Все достаточно подготовленные и партиями занимаются индивидуально. То, что ты готов — само собой разумеется. Как ты готовился — никого уже не интересует. Если ты не подготовился, то вся труппа поворачивается к тебе недоуменно: «Ты чо?», — и в этот момент можно просто сгореть от стыда и уползти под сцену. Лучше до этого не доходить.

Время перед началом показа поминутно расписано у режиссеров. Это им нужно продумать, что и как будет происходить на сцене. Им надо устроить все так, чтобы все попали в кадр, чтобы пространство осветили правильно, чтобы в кадре всё было хорошо.

RW: Как складываются отношения с труппой, другими музыкантами?

АК: Мы не дерёмся, если что. В основном ржем и рассказываем какие-нибудь истории из жизни. А так как здесь людей известных и бывалых много, у всех есть свои жизненные истории, всем интересно послушать друг друга, у кого что было. Рассказчики все великолепные — актеры же — поэтому тут происходит такой свой «Камеди клаб» на музыкальные темы.

RW: Чем отличаются концерты с группой от выступлений с целым спектаклем?

АК: Разница огромная. Во время спектакля ты пытаешься поймать канву и находиться всегда в контексте. Тогда случается так называемая химия, единение, и в конце спектакля все друг другу рады. А на концерте какие-то другие ощущения. Их трудно сравнивать.

RW: Эти другие ощущения берутся от отклика фанатов?

АК: Да, но про себя я этого сказать не могу. Потому что те концерты, которые у меня хорошо идут…

Вот я чувствую вдохновение, чувствую, что меня пробирает до мурашек, и мне уже без разницы у кого там как.

То есть у публики, не у публики… Если поймут, а обычно так и происходит, — это хорошо.

RW: Как Вам опыт участия в мюзикле? Открыли ли что-то новое для себя?

АК: Это вообще другой опыт, другой жанр, в который нужно вникнуть, попытаться найти себя. То есть нужно эту музыку сделать для себя родной, влюбиться в неё, найти себя в ней и жить спектаклем. Незачем на сцену выходить, если ты не любишь музыку, которую играешь, не сделал ее своей личной и не играешь с удовольствием. А чтобы получать удовольствие и почти ничего не делать, сначала нужно очень хорошо поработать.

RW: Хотелось бы дальше пробовать себя в похожих проектах?

АК: Да конечно хотелось бы, если будут интересные. Потому что участвовать в проектах, которые неинтересны… Я не знаю, какая пандемия должна начаться, какой всемирный голод должен наступить, чтобы идти куда-нибудь туда, где ты будешь умирать как артист.

RW: Какими проектами Вы занимаетесь сейчас?

АК: Последнее из самого интересного — начал делать онлайн-школу. Раньше я думал, что могу рассказывать только профессионалам что-то, и мастер-классы были только для профессиональных барабанщиков. А теперь выясняется, что, пройдя профессиональную стадию вот уже в десятки лет, я могу выпустить ролик: «Если бы я это знал, когда начинал» для тех, кто только знакомится с барабанами.

RW: И как проходит работа над школой?

АК: Я делаю видеоролики и обучение. Моя цель — рассказать людям про самые простые и рабочие приемы и техники, чтобы они брали и делали — и у них сразу получалось. Я не вижу смысла молодым тратить 5–7 лет на учебу. Вот я потратил на это 5–7 лет. Если бы хоть кто-нибудь в самом начале мне рассказал то, что я сейчас знаю, я не совершил бы огромного количества ошибок. И сохранил бы огромное количество лет на реализацию того, что мне хочется.

Собственно, я решил сделать рабочую технологию для всех, чтобы человек мог играть любимую музыку уже через год обучения. И как только я начал доводить ее до ума, возникла тьма нюансов. Я прочесал весь интернет и в итоге понял, что в училищах не учат тем элементарным вещам, которыми пользуются самые громкие и быстрые мировые звезды. И решил учить этому сам.

RW: А как прошёл 2020 год? Как повлияла пандемия на вашу работу?

АК: Я, наверное, погрешил, когда сказал, что год был трудный, побыстрее бы он ушёл… Этот год принёс очень много интересного. Поставил серьёзные вопросы, которые пришлось решать. В этот же год появился TODD, пришлось брать, делать, учить. Ездить в Питер, в Москву репетировать, готовиться. Параллельно переводить школу в онлайн.

Пришлось впервые снимать видео, со звуком разбираться. Выяснилось, что ничего сложного там нет — берёшь и делаешь. Когда я увидел себя на видео, то испугался и подумал: «Ой, ну нет». Такое у всех бывает: когда музыканты себя слышат на записи, тоже пугаются в первый раз. Но, во-первых, так только кажется. А во-вторых, претензии к самому себе для других не очень важны. Для них главное — материал, который им рассказываешь. В 2020 году как-то внезапно стало ясно, что если ты прав, и это действительно важно, то люди тут же на это реагируют: «Вот да! Да!».

RW: А если считают, что не прав, то это можно и обсудить, это ведь ещё лучше?

АК: Не вопрос! Мы начинаем разговаривать, выяснять и разбирать. Я очень люблю разбирать, прям вот «ощипывать курочку».

И мне всегда нужен оппонент. Я же не могу быть правым всегда. Нужен какой-то ещё взгляд.

И я очень страстно ищу людей, которые увидели то, чего не увидел я, которые поняли то, чего не понял я. Это очень большая редкость, и каждого такого человека я ценю на вес золота.

Я говорю ученикам: «ребята, я мечтал о таком тренере-цербере, который понимал сразу, что нужно». Себя заставить всегда очень трудно. Нужно создавать такие условия, загонять себя в такой угол, чтобы тебе деваться некуда было.

RW: А когда загоняешь себя в такой угол, а в итоге ты не можешь ничего сделать?

АК: Берёшь просто и делаешь. Выясняется, что человек делает вообще все. Глаза боятся, руки делают. Берёшь, делаешь, а потом смотришь — все не так страшно, все оказывается абсолютно нормально. И укладывается в какие-то человеческие нормы.
Поэтому всем желаю брать и делать. Берите и делайте. Хочется — берите и делайте. Создавайте себе маленькие радости. Никто кроме вас этим заниматься не будет, никто вам радости создавать не будет. Вот для того, чтобы мне получать удовольствие, я беру сначала, делаю вот это все, а потом получаю удовольствие. Мне кто это сделает? Нет таких людей во вселенной, которые понимают, что мне нужно. Так я беру это сам для себя и делаю. Чего и всем желаю.

Интервьюер — Валерия Сафина
Редактор — Софья Александрова